Неточные совпадения
Анна Андреевна. Но позвольте, я еще не
понимаю вполне значения
слов. Если не ошибаюсь, вы делаете декларацию насчет моей дочери?
Сперва
понять вам надо бы,
Что значит
слово самое:
Помещик, дворянин.
Как это
слово у всех на языке, и как мало его
понимают!
Всечасное употребление этого
слова так нас с ним ознакомило, что, выговоря его, человек ничего уже не мыслит, ничего не чувствует, когда, если б люди
понимали его важность, никто не мог бы вымолвить его без душевного почтения.
Тут только
понял Грустилов, в чем дело, но так как душа его закоснела в идолопоклонстве, то
слово истины, конечно, не могло сразу проникнуть в нее. Он даже заподозрил в первую минуту, что под маской скрывается юродивая Аксиньюшка, та самая, которая, еще при Фердыщенке, предсказала большой глуповский пожар и которая во время отпадения глуповцев в идолопоклонстве одна осталась верною истинному богу.
"В первый раз сегодня я
понял, — писал он по этому случаю Пфейферше, — что значит
слова: всладце уязви мя, которые вы сказали мне при первом свидании, дорогая сестра моя по духу!
Из всех этих
слов народ
понимал только: «известно» и «наконец нашли». И когда грамотеи выкрикивали эти
слова, то народ снимал шапки, вздыхал и крестился. Ясно, что в этом не только не было бунта, а скорее исполнение предначертаний начальства. Народ, доведенный до вздыхания, — какого еще идеала можно требовать!
И второе искушение кончилось. Опять воротился Евсеич к колокольне и вновь отдал миру подробный отчет. «Бригадир же, видя Евсеича о правде безнуждно беседующего, убоялся его против прежнего не гораздо», — прибавляет летописец. Или, говоря другими
словами, Фердыщенко
понял, что ежели человек начинает издалека заводить речь о правде, то это значит, что он сам не вполне уверен, точно ли его за эту правду не посекут.
В этой крайности Бородавкин
понял, что для политических предприятий время еще не наступило и что ему следует ограничить свои задачи только так называемыми насущными потребностями края. В числе этих потребностей первое место занимала, конечно, цивилизация, или, как он сам определял это
слово,"наука о том, колико каждому Российской Империи доблестному сыну отечества быть твердым в бедствиях надлежит".
Очевидно, фельетонист
понял всю книгу так, как невозможно было
понять ее. Но он так ловко подобрал выписки, что для тех, которые не читали книги (а очевидно, почти никто не читал ее), совершенно было ясно, что вся книга была не что иное, как набор высокопарных
слов, да еще некстати употребленных (что показывали вопросительные знаки), и что автор книги был человек совершенно невежественный. И всё это было так остроумно, что Сергей Иванович и сам бы не отказался от такого остроумия; но это-то и было ужасно.
Сам Каренин был по петербургской привычке на обеде с дамами во фраке и белом галстуке, и Степан Аркадьич по его лицу
понял, что он приехал, только чтоб исполнить данное
слово, и, присутствуя в этом обществе, совершал тяжелый долг.
Она сказала с ним несколько
слов, даже спокойно улыбнулась на его шутку о выборах, которые он назвал «наш парламент». (Надо было улыбнуться, чтобы показать, что она
поняла шутку.) Но тотчас же она отвернулась к княгине Марье Борисовне и ни разу не взглянула на него, пока он не встал прощаясь; тут она посмотрела на него, но, очевидно, только потому, что неучтиво не смотреть на человека, когда он кланяется.
Когда доктор уехал, больной что-то сказал брату; но Левин расслышал только последние
слова: «твоя Катя», по взгляду же, с которым он посмотрел на нее, Левин
понял, что он хвалил ее.
Либеральная партия говорила или, лучше, подразумевала, что религия есть только узда для варварской части населения, и действительно, Степан Аркадьич не мог вынести без боли в ногах даже короткого молебна и не мог
понять, к чему все эти страшные и высокопарные
слова о том свете, когда и на этом жить было бы очень весело.
Свияжский поглядел улыбающимися глазами на Левина и даже сделал ему чуть заметный насмешливый знак; но Левин не находил
слов помещика смешными, — он
понимал их больше, чем он
понимал Свияжского.
После обычных вопросов о желании их вступить в брак, и не обещались ли они другим, и их странно для них самих звучавших ответов началась новая служба. Кити слушала
слова молитвы, желая
понять их смысл, но не могла. Чувство торжества и светлой радости по мере совершения обряда всё больше и больше переполняло ее душу и лишало ее возможности внимания.
Казалось, очень просто было то, что сказал отец, но Кити при этих
словах смешалась и растерялась, как уличенный преступник. «Да, он всё знает, всё
понимает и этими
словами говорит мне, что хотя и стыдно, а надо пережить свой стыд». Она не могла собраться с духом ответить что-нибудь. Начала было и вдруг расплакалась и выбежала из комнаты.
Анна, отведя глаза от лица друга и сощурившись (это была новая привычка, которой не знала за ней Долли), задумалась, желая вполне
понять значение этих
слов. И, очевидно,
поняв их так, как хотела, она взглянула на Долли.
— О, да! — сказала Анна, сияя улыбкой счастья и не
понимая ни одного
слова из того, что говорила ей Бетси. Она перешла к большому столу и приняла участие в общем разговоре.
Кроме того, тотчас же по нескольким
словам Дарья Александровна
поняла, что Анна, кормилица, нянька и ребенок не сжились вместе и что посещение матерью было дело необычайное.
Вронский слушал внимательно, но не столько самое содержание
слов занимало его, сколько то отношение к делу Серпуховского, уже думающего бороться с властью и имеющего в этом свои симпатии и антипатии, тогда как для него были по службе только интересы эскадрона. Вронский
понял тоже, как мог быть силен Серпуховской своею несомненною способностью обдумывать,
понимать вещи, своим умом и даром
слова, так редко встречающимся в той среде, в которой он жил. И, как ни совестно это было ему, ему было завидно.
— Любовь… — повторила она медленно, внутренним голосом, и вдруг, в то же время, как она отцепила кружево, прибавила: — Я оттого и не люблю этого
слова, что оно для меня слишком много значит, больше гораздо, чем вы можете
понять, — и она взглянула ему в лицо. — До свиданья!
Левин презрительно улыбнулся. «Знаю, — подумал он, — эту манеру не одного его, но и всех городских жителей, которые, побывав раза два в десять лет в деревне и заметив два-три
слова деревенские, употребляют их кстати и некстати, твердо уверенные, что они уже всё знают. Обидной, станет 30 сажен. Говорит
слова, а сам ничего не
понимает».
Это были единственные
слова, которые были сказаны искренно. Левин
понял, что под этими
словами подразумевалось: «ты видишь и знаешь, что я плох, и, может быть, мы больше не увидимся». Левин
понял это, и слезы брызнули у него из глаз. Он еще раз поцеловал брата, но ничего не мог и не умел сказать ему.
Эффект, производимый речами княгини Мягкой, всегда был одинаков, и секрет производимого ею эффекта состоял в том, что она говорила хотя и не совсем кстати, как теперь, но простые вещи, имеющие смысл. В обществе, где она жила, такие
слова производили действие самой остроумной шутки. Княгиня Мягкая не могла
понять, отчего это так действовало, но знала, что это так действовало, и пользовалась этим.
Следуя данному определению неясных
слов, как дух, воля, свобода, субстанция, нарочно вдаваясь в ту ловушку
слов, которую ставили ему философы или он сам себе, он начинал как будто что-то
понимать.
И как только эти
слова были сказаны, и он и она
поняли, что дело кончено, что то, что должно было быть сказано, не будет сказано, и волнение их, дошедшее пред этим до высшей степени, стало утихать.
И он, связав это
слово с своим прощением, с своею привязанностью к детям, теперь по-своему
понимал его.
Урок состоял в выучиваньи наизусть нескольких стихов из Евангелия и повторении начала Ветхого Завета. Стихи из Евангелия Сережа знал порядочно, но в ту минуту как он говорил их, он загляделся на кость лба отца, которая загибалась так круто у виска, что он запутался и конец одного стиха на одинаковом
слове переставил к началу другого. Для Алексея Александровича было очевидно, что он не
понимал того, что говорил, и это раздражило его.
Степан Аркадьич
понял, что Матвей хотел пошутить и обратить на себя внимание. Разорвав телеграмму, он прочел ее, догадкой поправляя перевранные, как всегда,
слова, и лицо его просияло.
Кити
поняла, что сказанное ею в сердцах
слово о неверности мужа и об унижении до глубины сердца поразило бедную сестру, но что она прощала ей.
— Я не совсем
понимаю значение ваших
слов, — сказал он, подавая ей чашку.
Левин стоял довольно далеко. Тяжело, с хрипом дышавший подле него один дворянин и другой, скрипевший толстыми подошвами, мешали ему ясно слышать. Он издалека слышал только мягкий голос предводителя, потом визгливый голос ядовитого дворянина и потом голос Свияжского. Они спорили, сколько он мог
понять, о значении статьи закона и о значении
слов: находившегося под следствием.
Но Левину неприятны были эти
слова Дарьи Александровны. Она не могла
понять, как всё это было высоко и недоступно ей, и она не должна была сметь упоминать об этом. Левин простился с ними, но, чтобы не оставаться одному, прицепился к своему брату.
— Да, я теперь всё
поняла, — продолжала Дарья Александровна. — Вы этого не можете
понять; вам, мужчинам, свободным и выбирающим, всегда ясно, кого вы любите. Но девушка в положении ожидания, с этим женским, девичьим стыдом, девушка, которая видит вас, мужчин, издалека, принимает всё на
слово, — у девушки бывает и может быть такое чувство, что она не знает, что сказать.
Кроме того, в девочке всё было еще ожидания, а Сережа был уже почти человек, и любимый человек; в нем уже боролись мысли, чувства; он
понимал, он любил, он судил ее, думала она, вспоминая его
слова и взгляды.
Когда она проснулась на другое утро, первое, что представилось ей, были
слова, которые она сказала мужу, и
слова эти ей показались так ужасны, что она не могла
понять теперь, как она могла решиться произнести эти странные грубые
слова, и не могла представить себе того, что из этого выйдет.
— Самолюбия, — сказал Левин, задетый за живое
словами брата, — я не
понимаю. Когда бы в университете мне сказали, что другие
понимают интегральное вычисление, а я не
понимаю, тут самолюбие. Но тут надо быть убежденным прежде, что нужно иметь известные способности для этих дел и, главное, в том, что все эти дела важны очень.
Левин уже привык теперь смело говорить свою мысль, не давая себе труда облекать ее в точные
слова; он знал, что жена в такие любовные минуты, как теперь,
поймет, что он хочет сказать, с намека, и она
поняла его.
— Я
понимаю, друг мой, — сказала графиня Лидия Ивановна. — Я всё
понимаю. Помощь и утешение вы найдете не во мне, но я всё-таки приехала только затем, чтобы помочь вам, если могу. Если б я могла снять с вас все эти мелкие унижающие заботы… Я
понимаю, что нужно женское
слово, женское распоряжение. Вы поручаете мне?
Она не слышала половины его
слов, она испытывала страх к нему и думала о том, правда ли то, что Вронский не убился. О нем ли говорили, что он цел, а лошадь сломала спину? Она только притворно-насмешливо улыбнулась, когда он кончил, и ничего не отвечала, потому что не слыхала того, что он говорил. Алексей Александрович начал говорить смело, но, когда он ясно
понял то, о чем он говорит, страх, который она испытывала, сообщился ему. Он увидел эту улыбку, и странное заблуждение нашло на него.
Не вспоминая ни своих, ни его
слов, она чувством
поняла, что этот минутный разговор страшно сблизил их; и она была испугана и счастлива этим.
Он долго не мог
понять того, что она написала, и часто взглядывал в ее глаза. На него нашло затмение от счастия. Он никак не мог подставить те
слова, какие она разумела; но в прелестных сияющих счастием глазах ее он
понял всё, что ему нужно было знать. И он написал три буквы. Но он еще не кончил писать, а она уже читала за его рукой и сама докончила и написала ответ: Да.
— Вот, сказал он и написал начальные буквы: к, в, м, о: э, н, м, б, з, л, э, н, и, т? Буквы эти значили:«когда вы мне ответили: этого не может быть, значило ли это, что никогда, или тогда?» Не было никакой вероятности, чтоб она могла
понять эту сложную фразу; но он посмотрел на нее с таким видом, что жизнь его зависит от того,
поймет ли она эти
слова.
Он часто слышал это
слово техника и решительно не
понимал, что такое под этим разумели.
И хотя ответ ничего не значил, военный сделал вид, что получил умное
слово от умного человека и вполне
понимает lа pointe de la sauce. [в чем его острота.]
Он чувствовал себя невиноватым за то, что не выучил урока; но как бы он ни старался, он решительно не мог этого сделать: покуда учитель толковал ему, он верил и как будто
понимал, но, как только он оставался один, он решительно не мог вспомнить и
понять, что коротенькое и такое понятное
слово «вдруг» есть обстоятельство образа действия.
— Я не
понимаю ничего, — сказал Левин, краснея и чувствуя, что
слова его глупы и что они не могут не быть глупы в таком положении.
Он слышал
слова: «всегда в девятом часу», и он
понял, что это говорилось про отца и что матери с отцом нельзя встречаться.
И она, вспомнив те
слова, которые дали ей победу, именно: «я близка к ужасному несчастью и боюсь себя»,
поняла, что оружие это опасно и что его нельзя будет употребить другой раз.